Я шёл просёлочной дорогой к речке из детства. Ко мне незаметно присоединилась маленькая девочка, лет восьми. Бледно-синее – выцветшего неба – платье, волосы – уложенные вкруг головы, босые загорелые ноги.
«Ты помнишь меня?» – спросила она по-взрослому.
Я присмотрелся.
«Нет, не упомню».
«А тебе сколько лет?»
Я улыбнулся и ответил правдиво:
«Сто пятьдесят три».
Она взглянула мне в глаза, продолжая идти по правую руку.
«Ну ладно, пятьдесят три».
«А ты разве не помнишь ту, которая плавала в реке?»
И тут я вспомнил. Да. Когда нам было по восемь-девять, и даже поболее того – где-то до тринадцати лет, мы, пацаны, выходя к речке, часто встречали её – наверно, почти такую же девочку. И вместе плавали. Вернее, плавали мы, а она просто ложилась в воду, и, слегка покачиваясь на ней, чуть изменяя положение тела, плыла вниз по течению. Мы, отчаянно соревнуясь, пытались догнать, но – безуспешно. Медленно, как бы лениво играя с водой, она удалялась. И так повторялось много раз. Кажется, мы никогда не разговаривали с ней. Или, быть может, перекидывались какими-то незначительными словами, пытаясь поддеть её. Говорила ли она?
«Да, это опять я».
Как такое могло случиться? Да, это точно она.
Потом, когда мы вместе легли на воду, не раздеваясь, мне удалось плыть, нет – не плыть, просто соединиться с движением реки и быть рядом с ней, с рекой. Я боялся сказать хоть слово. Сделать лишнее, неверное движение. Потому что это значило бы – потерять всё.
Внезапно позвонили, и я – еле проснувшись, без единой мысли в голове – подошёл и открыл дверь. В проёме стояла мама – молодая, красивая. Как живая.
«Тише, – сказала она. – Тихо, не кричи. Пойдём».
Больше я ничего не помню.
Потому что действительно проснулся. Было страшно и слегка поколачивало, как будто воды реки всё ещё касались меня.
Перепуталось прошлое.
Перекрутилось в клубок –
Несусветный,
С устатку,
Вишь, память чего наплела:
Нити рвутся и люди, года, города – здесь: лубок…
Лишь одна только мысль жужжит-мельтешит – как пчела:
Перепуталось прошлое…
Просто. Такие дела.
«Ты помнишь меня?» – спросила она по-взрослому.
Я присмотрелся.
«Нет, не упомню».
«А тебе сколько лет?»
Я улыбнулся и ответил правдиво:
«Сто пятьдесят три».
Она взглянула мне в глаза, продолжая идти по правую руку.
«Ну ладно, пятьдесят три».
«А ты разве не помнишь ту, которая плавала в реке?»
И тут я вспомнил. Да. Когда нам было по восемь-девять, и даже поболее того – где-то до тринадцати лет, мы, пацаны, выходя к речке, часто встречали её – наверно, почти такую же девочку. И вместе плавали. Вернее, плавали мы, а она просто ложилась в воду, и, слегка покачиваясь на ней, чуть изменяя положение тела, плыла вниз по течению. Мы, отчаянно соревнуясь, пытались догнать, но – безуспешно. Медленно, как бы лениво играя с водой, она удалялась. И так повторялось много раз. Кажется, мы никогда не разговаривали с ней. Или, быть может, перекидывались какими-то незначительными словами, пытаясь поддеть её. Говорила ли она?
«Да, это опять я».
Как такое могло случиться? Да, это точно она.
Потом, когда мы вместе легли на воду, не раздеваясь, мне удалось плыть, нет – не плыть, просто соединиться с движением реки и быть рядом с ней, с рекой. Я боялся сказать хоть слово. Сделать лишнее, неверное движение. Потому что это значило бы – потерять всё.
Внезапно позвонили, и я – еле проснувшись, без единой мысли в голове – подошёл и открыл дверь. В проёме стояла мама – молодая, красивая. Как живая.
«Тише, – сказала она. – Тихо, не кричи. Пойдём».
Больше я ничего не помню.
Потому что действительно проснулся. Было страшно и слегка поколачивало, как будто воды реки всё ещё касались меня.
Перепуталось прошлое.
Перекрутилось в клубок –
Несусветный,
С устатку,
Вишь, память чего наплела:
Нити рвутся и люди, года, города – здесь: лубок…
Лишь одна только мысль жужжит-мельтешит – как пчела:
Перепуталось прошлое…
Просто. Такие дела.
Автор: Сева Гуревич